Аполлинария Панфиловна. Много ль в день-то раздаете?
Вера Филипповна. Я не считаю, день на день не придется. Вот нынче много отдала; за племянника, Константина Лукича, долги заплатила, из заключения его выкупила.
Аполлинария Панфиловна. А уж Потап Потапыч в ваши дела не вступается?
Вера Филипповна. Нет, к нему только кланяться ходят, которые люди с чувством. А он только плачет, крестится да меня благодарит. Никогда бы мне, говорит, так о своей душе не позаботиться, как ты об ней заботишься: я хоть бы и хотел бедным людям помочь, так не сумел бы!
Аполлинария Панфиловна. Все уж, значит, теперь вам предоставлено?
Вера Филипповна. Все, все.
Аполлинария Панфиловна. Значит, во всей форме завещание сделано?
Вера Филипповна. Нет, он хочет при жизни все на мое имя перевести по какой-то бумаге, по купчей или по дарственной, уж не знаю. Исай Данилыч хлопочет об этом в суде.
Аполлинария Панфиловна. Слышала я от него, слышала… Он хотел нынче к вам заехать… Не за этим ли делом уж? Ну, чай, не вдруг-то Потап Пота-пыч решился, разве что болезнь-то убила.
Вера Филипповна. Нет, он равнодушно… только одно от меня требовал, чтоб я поклялась нейти замуж после его смерти.
Аполлинария Панфиловна. Ну, что ж вы?
Вера Филипповна. Божиться не стала, я грехом считаю, а сказала, что я и в помышлении этого не имею. что мне за охота себя под чужую волю отдавать? Будет, пожила.
Аполлинария Панфиловна. Ну, нет, не закаивайтесь, зароку не давайте!
Вера Филипповна. Я никому зароку и не даю; я только знаю про себя, что не быть мне замужем; скорей же я в монастырь пойду. Об этом я подумываю иногда.
Аполлинария Панфиловна. Не раненько ли в монастырь-то?
Вера Филипповна. Ох, да одна только и помеха, моложава я, вот беда-то!
Аполлинария Панфиловна. Да что ж за беда. По-нашему, так чего ж лучше! Мы что белил-то Да разных специй истратим, чтоб помоложе казаться; а у вас этого расходу нет. А ведь это расчет немаленький.
Вера Филипповна. Нет, я к тому, что соблазну боюсь; народу я вижу много, так греха не убережешься. Сама-то я не соблазнюсь, а люди-то смотрят на меня, кто знает, что у них на уме-то! Молода еще да богата, другому в голову-то и придет что нехорошее- вот и соблазн; а грех-то на мне, я соблазнила-то. Вот горе-то мое какое!
Аполлинария Панфиловна. Коли только и горя у вас, так еще жить можно. А я к вам с просьбой! Надо помочь одному человеку.
Вера Филипповна. С радостью, что могу.
Аполлинария Панфиловна. Ему многого не нужно; ему только слово ласковое.
Вера Филипповна. За этим у меня дело не станет.
Аполлинария Панфиловна. Так поеду, обрадую его.
Вера Филипповна. К Потапу Потапычу не зайдете?
Аполлинария Панфиловна. Я через полчасика к вам заеду с мужем, тогда уж и с Потап Потапычем повидаюсь. Да, забыла… Оленьку сейчас видела, катит в коляске, так-то разодета.
Вера Филипповна. Ну, бог с ней, не нам судить.
Аполлинария Панфиловна. До свидания! (Уходит.)
Вера Филипповна (у двери в коридор). Кто там? Проводите Аполлинарию Панфиловну…
Входит Огуревна.
Вера Филипповна и Огуревна.
Огуревна. Сам-то уснул, я у него старичка посадила.
Вера Филипповна. Поди-ка посиди в передней; а то взойдет кто, и доложить некому.
Огуревна. Чай, там есть кто, неужто ж нет! Да что мудреного! Ишь у нас какой присмотр-то в доме! Как сам захворал, так никакой строгости не стало. (Отворяет дверь в переднюю.) Да и то никого нет.
Вера Филипповна (садится к столу). Много ль у меня денег-то осталось? (Вынимает из кармана деньги.) О, еще довольно! Надо б их в шкап убрать, да пусть здесь полежат, кто их тронет. (Кладет на стол деньги.) Куда мне завтра-то? (Берет бумажку со стола и читает.) «На Разгуляй, ко вдове с сиротами». Муж на железной дороге, так машиной убило. Да, вот она, жизнь-то. И день и ночь при машине, семью-то и видел не надолго. А машина… ведь она железная – разве она чувствует, что он один кормилец-то. Убила, да и дальше пошла. А вдове-то с детьми каково!
Входит Огуревна.
Огуревна. Матушка, Константин Лукич пришел с некием странником.
Вера Филипповна. Ну что ж, пусти!
Огуревна. Матушка, пускать ли странника-то? Вида-то он, как бы тебе сказать, больше звериного, ничем человеческого.
Вера Филипповна. С виду-то и ошибиться недолго. Ничего, пусти!
Огуревнауходит. Вера Филипповна отходит от стола к дивану.
Входят Константин, одет бедно, пальто короткое, поношенное, панталоны в сапогах, и Иннокентий.
Вера Филипповна, Константин и Иннокентий.
Вера Филипповна. Милости прошу. Присядьте!
Константин. С Хитрова рынка пешком путешествовали, так отдохнуть надо. (Садится.)
Иннокентий. Благодарим, государыня милостивая. (Садится.)
Вера Филипповна. Как же ты, Константин Лукич, устроиться думаешь? К месту бы куда определился, что ли.
Константин. Что мне к месту, я сам человек богатый.
Вера Филипповна. Ну, полно шутить-то!
Константин. Наследства жду.
Вера Филипповна. Откудова?
Константин. Об этом разговор после. Вы бы, тетенька, покормили странных-то!…
Вера Филипповна. Я не знала, что ты голоден. Подите вниз, там внизу стол накрыт, покушайте!
Константин. Я сухояденья не люблю; прежде надо горло промочить.
Вера Филипповна. Негде взять, миленький, мы вина не держим.